 ЯПОНСКИЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИБессердечные дети отчий дом хают. Бог живет в честном сердце. В дом, где смеются, приходит счастье. В дружбе тоже знай границу. Верный вассал двум сюзеренам не служит. Выносливость лошади познается в пути, нрав человека - с течением времени. Где люди горюют, горюй и ты. Где нет чувства долга и людского глаза, там все возможно. Где права сила, там бессильно право. Гнев твой - враг твой. Друзья по несчастью друг друга жалеют. Если же укрываться, так под большим деревом. Женщина захочет - сквозь скалу пройдет. За деньги ручайся, за человека - никогда. За излишней скромностью скрывается гордость. Задумал муравей Фудзияму сдвинуть. Злу не победить добра. И добро и зло - в твоем сердце. И камень может проговориться. И Конфуцию не всегда везло. И мудрец из тысячи раз один раз да ошибается. Из пороков самый большой - распутство, из добродетелей самая высокая - сыновний долг. Искренность - драгоценное качество человека. Какая душа в три года, такая она и в сто. Колос зреет - голову клонит; человек богатеет - голову задирает. Кротость часто силу ломает. Кто беден, тот и глуп. Кто любит людей, тот долго живет. Кто плавать может, тот и утонуть может. Кто пьет, тот не знает о вреде вина; кто не пьет, тот не знает о его пользе. Кто родился под грохот канонады, тот не бою орудийных залпов. Кто чувствует стыд, тот чувствует и долг. Лошадь узнают в езде, человека - в общении. Любит чай замутить. Металл проверяется на огне, человек - на вине. Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься. Не будешь гнуться, не выпрямишься. Нет света без тени. Нечестно нажитое впрок не идет. Нужен был - тигром сделали, нужда прошла - в мышь превратили. Об обычаях не спорят. Писатель писателя не признает. Пляши, когда все пляшут. Пришла беда - полагайся на себя. Прощай другим, но не прощай себе. Прямой человек, что прямой бамбук, встречается редко. Радуйся и ты, если радуются другие. Рождают тело, но не характер. С деньгами и в аду не пропадешь. С тем, кто молчит, держи ухо востро. Свою лысину три года не замечает. Слугу, как и сокола, надо кормить. Со старым человеком обращайся, как с отцом. Хочешь узнать человека - узнай его друзей. Сострадание - начало человеколюбия. Таланты не наследуют. Тигр бережет свою шкуру, человек - имя. Тщеславию, как и сыпи, любой подвержен. У кого веселый нрав, тот и сквозь железо пройдет. У человека внешность обманчива. Ущипни себя и узнаешь, больно ли другому. Фальшивый друг опаснее открытого врага. Хочешь узнать себя - спроси других. Чрезмерное послушание - еще не преданность. Эгоист всегда недоволен. |
КРАТКИЙ ОБЗОР ЯПОНСКИХ ТРАДИЦИОННЫХ ИСКУССТВ Бонсай – искусство выращивания миниатюрных деревьев в цветочных горшках, на подоконнике. Иероглифы слова переводятся следующим образом: «бон» – плошка, горшок для цветов, «сай» – сажать. Эти два иероглифа слова впервые появились в Японии в 1818 году и произносились как «хатитуэ». «Хатитуэ» значительно отличались от бонсая эпохи Эдо (1600 – 1867) и от современного. В эпоху Эдо практиковался обычай пересаживать родившиеся среди дикой природы низкорослые травы и деревья в цветочную посуду и наслаждаться их красотой, созерцать изменения листвы, цветов, плодов, формы ствола и веток. В результате всех этих слагаемых возник самобытный японский бонсай. Благодаря заслугам японцев слово «бонсай» стало международным понятием. Икебана – японское искусство создания композиций из цветов, трав и других предметов. Слово «икебана» переводится на русский язык по-разному: «аранжировка цветов», «компоновка цветов в сосудах», «оживление цветов», «помощь цветам выразить себя» и т. п. Дословно «икебана» – это «цветы, которые живут». Однако наиболее точным будет понятие «второе рождение». В основе этого искусства в Японии лежит не идея продления прежней жизни растения, а идея создания «второй реальности», особого микромира, на новом уровне воссоздающего природу. С древним японским искусством связана следующая история. Сад прославленного мастера чайной церемонии Сэн-но Рикю (16 век) славился прекрасными цветами, повилики. Правитель Японии сёгун Тоётомими Хидэёси был наслышан о чудесном саде и захотел увидеть его. Ранним утром он прибыл в этот сад, и велико же было его изумление, когда он увидел, что все цветы срезаны и лишь из одного сделана икебана в его честь. Сэн-но Рикю пояснил гостю свой поступок: «Множество цветов рассеяло бы ваше внимание, а этот один, самый прекрасный, призван воплотить красоту всего сада». Каллиграфия – искусство написания иероглифов. В Японии каллиграфия традиционно рассматривается как более высокая форма искусства, чем живопись. Художников оценивают по качеству мазков кисти. Основной принцип – не делать небрежных движений, однако при этом движения кисти могут стать неловкими и закрепощенными. Нужно пойти дальше этого и научиться умело отходить от нормы. Эта истина, пожалуй, применима во всех японских искусствах, сначала необходимо изучить накопленные знания и затем, овладев искусством, идти дальше, пробуя новые продолжения. Оригами – искусство складывать лист бумаги таким образом, чтобы получались фигурки животных и других предметов. В переводе с японского «ори» – сложный, «ками» – бумага. Оригами в Японии ведет начало от периода Хэйан (794 – 1185 годы) . В эту эпоху бумага, сделанная ручным способом, была изысканным и ценным материалом, который использовался в особых случаях, главным образом в религиозных церемониях. Несмотря на то, что бумага была изобретена в Китае, именно Япония стала родиной искусства складывания. Скорее всего, оригами возникло в буддийских монастырях, так как один из ритуалов, например, состоял в изготовлении небольших бумажных коробочек Санбо, куда клали небольшие кусочки рыбы и овощей, поднося их в качестве жертвоприношений в синтоистских храмах. В дальнейшем оригами выходит за пределы храмов и достигает императорского двора. Аристократия, придворные, монахи, представлявшиеся ко двору, должны были обладать определенными навыками и в искусстве складывания. Записки, сложенные в форме бабочки, журавля, цветка или абстрактной геометрической фигуры, были символом дружбы или доброго пожелания для любимого человека. Ими удавалось порой выразить больше внимания, любви, чем это можно сделать словами. Умение складывать стало одним из признаков хорошего образования и изысканных манер. Различные знатные семьи использовали фигурки оригами как герб и печать. В период сёгуната Эдо (1603 – 1867 годы) оригами из церемониального искусства превратилось в популярный способ времяпрепровождения. Было изобретено много моделей, которые стали классическими, среди них «цуру» – японский журавлик – традиционный символ счастья и долголетия. Любование цветками сакуры (ханами). Сакура, обычно переводимая как вишня, на самом деле является дикорастущей черешней. Цветы ее, прекрасные, нежные и быстро отцветающие, считаются олицетворением человеческой жизни, воплощением красоты японских женщин и национальным символом Японии. Одна из легенд повествует о Коно-хана-сакуяхимэ – дочери бога земледелия, которая считалась богиней весны. Чтобы спуститься с неба на землю, она пользовалась деревом сакуры, поэтому именно под этими деревьями, почитая их священными, крестьяне собирались во время цветения и обращались к богине с просьбами о ниспослании обильного урожая и благополучии общины. Позднее этот земледельческий обряд обрел форму эстетического развлечения. Иероглиф «хана» – цветок – обозначает все цветы (ханафуда – цветочные карты), но второе его значение «цветы сакуры». Теперь слово «ханами» стало означать «любование сакурой». Рассказывают, что Хидэеси Тоётоми (1536 – 1598), могучий и жестокий диктатор, один из объединителей Японии, в последние годы жизни стал страстно увлекаться буддизмом, чайной церемонией, любованием сакурой (предания рассказывают о том, что храму Дайгодзи в Киото он подарил 700 деревьев сакуры). Для многих японцев полюбоваться цветением сакуры является заветным желанием, и многие специально приезжают на гору Ёсино, расположенную между Киото и Нарой в пору цветения сакуры. В Японии полагают, что тому, кто не воспринимает красоту природы, особенно луны и дождя, нельзя доверять пи в чем, поскольку у него «сердце из камня», и такого человека называют «земляным червем». Искусство создания воздушных змеев (тако). С давних времен (500 лет до новой эры) в Китае умели изготавливать воздушных змеев. Через Корею это искусство попадает в Японию в 800 – 900 годах новой эры. Вначале в качестве несущей поверхности использовалась грубая холщовая ткань, которую затем сменила бумага, натягиваемая на бамбук. Древнее название воздушных змеев в Японии икано-бори, которое позже было заменено на тако. Воздушные змеи использовались в военном искусстве в качестве средств сообщения, указания направления, измерения дистанции и метеорологии. Так, японский герой Минамото-но-Тамето, сосланный на один из островов Осима, в 1170 году сумел вызвать своего сына с помощью воздушного змея. Изготовление змеев требовало расхода бумаги, которая была дорогой, поэтому вначале это было доступно только аристократии, однако с удешевлением бумаги стало доступно широким массам. В 1558 году в Японии, в Хамаматсу, был проведен первый фестиваль воздушных змеев, посвященный рождению первого сына правителя Хикумэ – Ииво Бузен-но-Ками. На большом змее было написано имя его первенца Йосихиро. Подобный фестиваль состоялся в Нагасаки в 1568 году. Японцы стали раскрашивать воздушные змеи, считая, что они помогут отогнать злых духов. Для этого они изображали на них демонов, изготавливали в виде различных животных (черепах или журавлей). Краткий расцвет искусства создания воздушных змеев сменился запретом в 1655 году. Было разрешено запускать змеев только детям. За последующие двести лет запрет то снимался, то вновь налагался. Так, в 1802 году изготовление воздушных змеев было опять запрещено из-за изготовления слишком дорогих и вычурных змеев. Видимо, самураи, служившие в Эдо, соревновались между собой из-за того, чей воздушный змей лучше, что приводило к расточительству и ссорам. Традиция изготовления воздушных змеев сохранилась, и до сих пор в Японии проводятся различные фестивали воздушных змеев. Чайная церемония (тяною) – эстетический обряд, свойственный японской культуре, который определяет порядок и процесс чаепития измельчённого в порошок зеленого чая. Сюко Мурата впервые сформулировал четыре принципа чайной церемонии: гармония (ва), почтительность (кэй), чистота (сэй), тишина и покой (сэки). Причем тишина, покой понимались им как просветлённое одиночество. Символом принципа «ваби» как стремления к простоте и естественности Сюко Мурата считал поэтический образ одинокой цветущей веточки сливы на фоне облетевших веток и опавших белых лепестков. В интерьере чайного домика самым важным элементом считалась ниша токонома. В ней обычно помещался свиток с живописью или с каллиграфической надписью и ставилась икебана, курильница с благовониями. Токонома располагалась напротив входа и сразу же привлекая внимание гостей. Свиток для токономы подбирался с особой тщательностью и был непременным предметом обсуждения во время церемонии. Кратко чайная церемония выглядела следующим образом. Хозяин не торопясь насыпает в чашку зеленого чая, затем заливает его кипятком. Потом чёткими, сосредоточенными движениями взбивает эту массу бамбуковым веничком, пока порошок полностью не растворяется и не появляется светло-зеленая матовая пена. Гости молчаливо наблюдают за происходящим таинством, вслушиваясь в ритмичное постукивание веничка о края чашки. Затем хозяин с поклоном передаёт чашку главному, самому почетному гостю. Тот должен медленно, маленькими глотками отпить чай – зелёную горьковато-терпкую, тающую во рту массу – и передать чашку другому гостю. Пройдя по кругу, чашка снова оказывается у хозяина, он доливает кипятка и опять передаёт гостям из рук в руки, чтобы каждый смог теперь внимательно рассмотреть её, ощутить руками шершавую поверхность чашки, теплоту глины, обсудить искусство гончара. Гости вступают в беседу. Здесь нельзя говорить о повседневных делах и проблемах, здесь говорят лишь о красоте свитка в токономе, об изяществе сосновой ветви в букете, о естественной величавости чайной чашки. Всего гостю положено сделать три с половиной глотка. Накануне XIII в. основатель школы Риндзай монах Эйсай ввез чайную церемонию в Японию из Китая. Детали этой церемонии регламентированы в Книге чая (Тядзин); со временем церемония стала ритуалом. В конце XV в. сёгун Асикага Ёсимаса построил в загородном дворце Киото специальный павильон, и мастер чайной церемонии Мурата Юко священнодействовал там, в присутствии хозяина дома и его гостей. Лишь в конце XVI в. благодаря стараниям Сэн-но Рикю чайная церемония была принята образованными японцами и стала называться «путь чая» (тяо). Ее эстетика соответствовала строгим идеалам духа дзэн (ваби – простота, опрощение, саби – вселенская печаль). Размеры помещения, предназначенного для чайной церемонии, соответствовали строгим нормам: площадь пола составляла четыре татами (плетеные прямоугольные циновки), т.е. приблизительно 9 квадратным м. В комнату входили через низкую дверь; мягкость красок интерьера сочеталась с зеленоватым цветом чая, а материалы – дерево и бумага – приближали к природе. В токонома – нише – помещался рисунок тушью или каллиграфия, соответствующие духу чайной церемонии, а также могла находиться композиция из цветов – икэбана, самая простая, ничего лишнего. Утварь для чайного ритуала изготавливалась из железа, глины, бамбука, а непритязательные формы предметов подчеркивали их утончённость. Что касается тяван (керамические чашки), то они обжигались в печах таких известных центров керамики, как Бидзэн, Сэто, Сино, Раку или Орибэ. Мастер чайной церемонии наливает воду длинной деревянной ложкой (хисаку) в чайник (кама), стоящий на огне. Напротив него стоит керамическая чашка (тяван), а слева – тяирэ с порошком зеленого чая, приготовленного особенным образом для тя-но-ю, чайной церемонии. Легенда о мастере чайной церемонии. Один дайме собрался в Эдо. Он решил взять с собой мастера чайной церемонии – ведь хороший мастер высоко ценится и поможет завязать нужные знакомства. Мастер знал, что Эдо – место довольно опасное, он привык к своей спокойной жизни в имении, но отказать господину он не мог. Поэтому по совету господина он оделся как самурай и поехал вместе с ним. В Эдо дайме пошел по своим делам, а мастер чайной церемонии прогуливался неподалёку от постоялого двора, где они остановились. Вдруг он увидел, что к нему приближается незнакомый самурай очень воинственного вида. В те времена было немало обнищавших самураев, не гнушавшихся любых способов добычи средств к существованию. Вот и этот, сразу увидев, что перед ним неопытный противник, решил поживиться за его (чайного мастера) счёт.Чайного мастера очень смутил этот вызов. Он пытался вежливо отказаться от поединка, однако грозный самурай, уже решивший убить своего слабого соперника, был неумолим. единственное, на что уговорил его мастер чайной церемонии, так это на то, чтобы дать ему немного времени, чтобы уладить свои последние дела. Они договорились встретиться на том же месте через некоторое время. Чайный мастер ни разу в жизни не дрался на мечах и понимал, что его ждёт неминуемая смерть в поединке с опытным самураем. Он понимал, что не может избежать поединка, не опозорив своего господина, в самурайские цвета одежды которого он был одет. Решив, что остаётся лишь достойно умереть, чайный мастер направился в школу фехтования, которую заметил ранее неподалёку. Учитель фехтования был очень удивлен, выслушав его просьбу. «Все приходят ко мне, чтобы я научил их выжить, а ты просишь научить тебя умереть... Хорошо, я научу тебя, но перед этим угости меня своим чаем». Чайный мастер очень обрадовался, что сможет еще один, последний раз показать своё искусство. Он не спеша приготовил се свои принадлежности и заварил чай для учителя фехтования. Тот не смог скрыть своего восхищения. «Мне нечему научить тебя! Ты уже все знаешь. Встань спокойно перед соперником, закрой глаза и представь, что готовишь свой чай. Когда услышишь крик, ударь. Это и будет обоюдная смерть, достойный уход из жизни самурая». Мастер поблагодарил учителя и пошел к условленному месту, спокойный и готовый к смерти. Самурай уже был там и нетерпеливо прохаживался. Когда чайный мастер приблизился, самурай заметил, насколько преобразился его противник. Перед ним стоял совершенно готовый к смерти воин. Самурай, привыкший встречаться лишь со слабыми противниками, не решился атаковать и спросил, не возражает ли его противник закончить дело миром. ИСКУССТВО ОРИГАМИВозникновение оригами В древности Китае бумагу использовали самым различным образом, в т.ч. и в религиозных брядах. Например, изначально было принято на похоронах вместе с покойником сжигать и весь его домашний скарб-чтобы обеспечить ему дальнейший путь на небесах. Однако позже из бережливости реальные вещи умершего были заменены специальными полосками бумаги, на которых писались лишь их названия (подобные полоски бумаги с напечатанными пожеланиями процветания и счастья в наши дни можно купить в мелочных лавках Китая). Из бумаги же изготовлялись и разнообразные полезные в быту вещи, вроде знаменитых подвесных фонариков. При их изготовлении использовался и прием складывания. Однако складывание фигурок из квадратных листов бумаги не получило в Китае такого же мощного развития, как в Японии. Вероятно, это объясняется тем, что японцы использовали бумагу не только для письма, производства ширм, зонтиков, окон и даже одежды, но и для... наглядной демонстрации некоторых мировоззренческих идей философии дзен-буддизма. Буддисты были первые, кто обратил внимание на мелочь и уничтожил деление мира на высокое и низкое (в отличие от западного сосредоточения на общих законах, пристрастия к крупному, приводящему к делению искусств на высокие и низкие, занятий на важные и не очень). Они обратили свое внимание на все, что непрочно, на миг, на мельчайшую малость, с замечательной целью-чтобы поймать в ней, в мелочи, дыхание вечности, ибо в мире все связано со всем. Они искали в простейшем проявления единой и неделимой истины-макото-ибо любая малость содержит ее, и надо уметь ее, Истину, там обнаружить. Буддизм вообще искал истину во многих направлениях, и каждый принявший его народ находил свой особенный путь к ней. Говоря о пути в буддийском понимании, стоит подчеркнуть, что разные пути к Истине в нем не конкурировали между собой, а скорее дополняли друг друга, т.к. все вели в едином направлении-к единой и неделимой Истине. В этом смысле Восток не знал религиозного фанатизма Европы. Японские буддисты разработали поразительной силы способы, позволяющие увидеть Истину. Они открыли самый верный ее признак: красоту. Японская ветвь буддизма пошла по пути незаметного, избрала красоту показателем истины. На этом пути японцы открыли красоту недолговечности, простых вещей, налета времени на вещах. Вот почему оригами не родилось, например, в Китае, где также был расцвет дзен- (кит. чань) буддизма. Китайцы искали истину в другом направлении, там не существовало би-до-пути красоты, т.е. представления о красоте, как пути к Истине. Вообще же красоту, скрытую в вещах, японцы открыли в IX-XII веках, в эпоху Хэйан (794-1185 гг) и даже обозначили особым понятием "моно-но-аваре". Это открытие идет от синто, веры в то, что каждая вещь, каждое явление , даже слова, содержат в себе ками-божество. Синтоизм, вообще, очень похож на наше язычество. Для синтоистов ками живет, поселяется особенно охотно во всем, что необычно. Например, в бумаге. А тем более в закрученном в мудреный зигзаг гохэй, который висит и сегодня перед входом в синтоистские святилища и указывает на присутствие божества в храме. Существует 20 вариантов складывания гохэй, и те, которые сложены особенно необычно, привлекают ками. С IX века в Японии живет обычай укреплять гохэй на поясах борцов сумо перед началом схватки. До сих под складывают в Японии ката-сиро-восемь кукол из белой бумаги, которых расставляют для предотвращения несчастий по всем восьми направлениям пространства; складывают гофу - бумажные амулеты; и нагаси-бина-символ семеной гармонии: он и она в бумажном кимоно на круглом ложе. Для изгнания злых духов и очищения храмов синтоисты до сих пор пользуются харам-гуси-метелкой, сложенной из полосок белой бумаги. Вообще роль бумаги в синто очень велика, и изделиям из нее придается эзотерический смысл. Итак, к появлению оригами причастен синтоизм, обративший внимание буддистов на тайну листа бумаги. Немаловажным оказалось также и сходство звучания японских слов "бумага" и "божество"-"ками". В предствалениях японцев возникла некая мистическая связь между религиозными ритуалами и изделиями из сложенной бумаги. Не случайно первые оригами появляются в синтоистских храмах. Один из ритуалов с их использованием состоял в изготовлении небольших бумажных коробочек санбо, которые наполняли кусочками рыбы и овощей, поднося их в качестве жертвоприношений богам. Оригами как светское развлечениеВ периоды Камакура (1185 - 1333 гг) и Муромати (1333 - 1573 гг) оригами выходит за пределы храмов и достигает императорского двора. Аристократия и придворные должны были обладать определенными навыками и в искусстве складывания. Записки, сложенные в форме бабочки, журавля, цветка или абстрактной геометрической фигуры были символом дружбы или доброго пожелания для любимого человека. Ими удавалось порой выразить больше внимания, любви, чем это можно было сделать словами. Умение складывать стало одним из признаков хорошего образования и изысканных манер. Различные знатные семьи использовали фигурки оригами как герб и печать. Придворная дама Мурасаки Сикибу, жившая в XI в, упоминает в своей книге "Гандзи моно гатари" ("Повесть о блистательном принце Гандзи") о разновидности оригами-искусстве складывания писем, когда само письмо превращалось в замысловатый конверт с украшением. В периоды Адзути-Момояна (1573 - 1603 гг) и Эдо (1603 - 1867 гг) оригами из церемониального искусства превратилось в популярное времяпрепровождение. Тогда бумага перестала быть предметом роскоши и оригами начало распространяться и среди простого народа. Именно тогда, триста-четыреста лет тому назад, изобретается ряд новых фигурок, которые позже становятся классическими. Среди них и японский журавлик (цуру) - традиционный японский символ счастья и долголетия. Искусство оригами в Японии стало традицией, которая передается из поколения в поколение в основном по женской линий. Историки оригами утверждают, что по манере складывания и набору фигурок можно было определить провинцию Японии, в которой выросла и обучалась девушка.
ЯПОНСКИЕ МИФЫЛегенды о рождении мира, начиная с разделения неба и земли, запечатлены в двух канонических сводах – фундаментальных текстах японской культуры. Это древние сказания, Кодзики, и официальные анналы Японии, Нихон сёки. В мифе о сотворении неба и земли три божества породили семь божественных колен. Последняя пара – Идзанаги и Идзанами – должна была сгустить тогда еще жидкую землю и наделить ее плодородием. Они обозрели округу с «мостика над небесным потоком», затем сотворили воды, острова и обзавелись многочисленным потомством. Когда Идзанами умерла, безутешный Идзанаги решил спуститься в царство мертвых и разыскал там свою супругу, однако та отказалась покинуть подземный мир. Разъяренный Идзанаги решил вернуться наверх, на землю. Здесь он сбросил одежды, совершил обряд очищения водой, после чего породил богиню Солнца и Света Аматэрасу, бога луны и ночи Цикуёми и бога Сусано-о, владыку морей. Однажды богиня Солнца, испуганная непонятным грохотом, укрылась в уединенном гроте и завалила вход громадным камнем. Опешившим богам не удавалось уговорить Аматэрасу покинуть укрытие, и тогда юная богиня веселья Амэ-но-Удзумэ затеяла пляску перед пещерой. Она повесила на дерево перед входом в пещеру драгоценные ожерелья и зеркало. Зачарованная ритмом танца, богиня сбрасывала свои одежды и в конце концов, полностью обнажившись, стала ритмично бить ногами в котел. Боги покатывались от смеха, а заинтригованная богиня Аматэрасу выглянула из грота: с чего это вдруг такой шума Боги радуются, ответила Амэ-но-Удзумэ, наконец-то нашлась богиня, превзошедшая своей красотой Аматэрасу. Та вышла из пещеры и сделала несколько шагов вперед, привлеченная ожерельями, а более всего – зеркалом и своим отражением в нем. В мгновение ока бог Силы перекрыл вход в пещеру: так в мире навсегда засиял Свет. Кажется, что два валуна Исэ были когда-то одной большой скалой. Японцы увидели в этих камнях образ первой мифической четы – супругов Идзанаки и Идзанами. Чтобы этот союз длился вечно, камни соединены огромным канатом, как бы утверждающим незыблемость понятий «двое в одном». Это один из самых наглядных примеров японского понимания гармоничной нерасчленимости пустоты и полноты. Конохана-Сакуя-Химэ – богиня Фудзи – живет в сердце священной горы, в центре пересечения путей Луны и Солнца; она – женское божество Аматэрасу – изображалась в красных тонах восхода и захода светила. |
|
ЯПОНСКИЙ НАПИТОК САКЭВ 1978 г. «Нихон сюдзо кумиаи тюокай, по-нашему ЦК профсоюза сакэделов Японии, поступил очень мудро, порешив отмечать 1 октября как День сакэ. В этот профессиональный праздник законопослушные граждане Японии (даже не члены этого профсоюза) на вполне законных основаниях (а то, что решение ЦК сродни закону – разве нас это удивит?) могут наслаждаться своим любимым напитком. И большинство из них в эти приятные минуты или часы вряд ли задумывается над тем, а почему, собственно, 1 октября, а, скажем, не 27 мая? То, что не 28 мая – вопросов не вызывает, так как в этот день все труженики в едином порыве отмечают День виски, сердечно благодаря за этот подарок Ассоциацию шотландского виски Японии. А действительно, почему? Для того, чтобы хоть как-то разобраться в этом вопросе, нам придется в который уже раз вспомнить о Китае. Ведь именно китайские астрономы ввели в практику свои «двенадцать ветвей» (12 знаков зодиака), которые в сути своей обозначали 12 месяцев. В Японии, которая, как обычно, с превеликим удовольствием воспользовалась результатами труда своих более продвинутых соседей, для обозначения каждого месяца стали использовать местных животных. Десятый месяц, соответствующий китайскому «ю», в Японии превратился в «тори», месяц Курицы. А десятый месяц, как всем, наверное, известно, – октябрь. Ну и какое отношение все это имеет к сакэ? А такое, что уже этак веков пятнадцать до Рождества Христова иероглиф «ю» обозначал кувшин. Затем этим иероглифом стали пользоваться и для обозначения сакэ, китайского, естественно. Все это в конечном счете привело к некоторой понятийной двойственности: то ли просто кувшин, то ли – с сакэ, поди, разберись. Поэтому китайцы помучились, помучились да и добавили к кувшину пиктограмму, обозначающую воду вообще и жидкость в частности. И тут всем сразу все стало понятно: если жидкость в кувшине, то это, без всякого сомнения, сакэ. А что же еще? Таким образом иероглиф сакэ приобрел свой современный вид из двух пиктограмм: жидкость и «Курица», десятый знак зодиака, т.е. октябрь. Вот Вам причинно-следственная связь октября и сакэ, правда, пока чисто китайского происхождения (а есть ли в культурном наследии Японии что-то происхождения иного, а если есть, то сколько – здесь есть место для дискуссии, но уже в другое время и в другом месте). В начале октября в Японии созревал рис нового урожая, и сакэделы приступали к изготовлению из него сакэ, поэтому в их среде как-то сам собой утвердился обычай отмечать 1 октября Новый сакэдельческий год. Таким образом, упомянутое выше решение профсоюзного ЦК о праздновании Дня сакэ, олицетворяющего коллективный разум японцев и природные богатства Японии, вызвано не волюнтаристическими, а вполне исторически обоснованными причинами, которые не в последнюю очередь обусловлены этаким китайско-японским симбиозом, столь характерным для Японии. Теперь, когда для нас ясно как день-деньской, почему именно 1 октября отмечают День сакэ, пора перейти к выяснению еще одного вопроса: а откуда пошло само это красивое слово сакэ? Что оно красивое, согласны все. Нет разногласий и в том, что так много в этом слове для сердца пьющего слилось. А вот касательно того, откуда пошло это слово, мнения разделились. Виднейшие лингвисты, историки и другие специалисты до сих пор спорят об этимологии слова сакэ, пытаясь убедить оппонентов в справедливости одной, естественно, собственной точки зрения. Суть этих споров довольно сложна и требует специальных знаний, поэтому хотелось бы сразу перейти, минуя эти самые знания, к выводам. А они таковы. В настоящее время «проходящими» являются версии происхождения слова сакэ. Первая. Сакэ происходит из выражения сакаэмидзу – «жидкость процветания» – по следующей схеме: сакаэмидзу - сакаэ - сакээ - сакэ. Вторая. Сакэ происходит из выражения сакаэ но ки, где сакаэ – «процветание»; но – знак, обозначающий родительный падеж; ки – взято из омики («священное сакэ»). Транформация этого выражения протекала по схеме: сакаэ но ки - сакаэ но кэ (при устном общении хи почему-то заменилось на кэ - сакаэкэ - сакэкэ (каэ превратилось в кэ) -) сакэ (второе кэ оказалось явно ненужным). Третья. Сакэ происходит из выражения сакэру – «избегать, уклоняться». Если выпить сакэ, то можно избежать простуды. Сакэру -) сакэ. Четвертая. Сакэ происходит от устаревшего слова куси, обозначавшего – «странный, удивительный» Фрукты, упавшие в углубление в дереве или камне, выделяли сок, который подвергался естественному брожению. Человек, выпивший такой сок, приходил в хорошее настроение. Это было так странно и удивительно, что сброженный алкогольный напиток из фруктов стали называть куси. Потом это название перешло и на сакэ. Каким образом, однако, куси трансформировалось в сакэ, понять чисто логически довольно трудно. Может быть, здесь присутствует и какой-то эмоциональный момент непонятно. Остается поверить авторам этой версии на слово. Эти 4 версии, видимо, так и оставались бы доминирующими, если бы не известный языковед Сусуму Оно, профессор японской литературы. Ведь именно он обратил внимание на сущий «пустяк» – связь между японским и, кто бы мог подумать, тамильским языком. В своей фундаментальной работе «Формирование японского языка» («Нихонго но кэйсэй»), выпущенной издательством «Иванами сетэн», профессор, сравнивая сотни японских и тамильских слов, делает вывод о близости этих языков. Более того, он выдвигает гипотезу о том, что где-то на границе старой и новой эпох тамилы расселились вблизи японских островов и оказали заметное влияние как на формирование японского языка в частности, так и национальной культуры вообще. Если профессор прав, то получается, что одними из предков японцев были создатели великой древнеиндийской цивилизации. Ну и дела! А что, может, так все и было на самом деле!? Дравиды, создавшие в III-II тысячелетиях до н. э. в долине Инда культуру Храппы, древнейшую культуру на Индостантском полуострове (у них была даже своеобразная иероглифическая письменность), после вторжения ариев в полном соответствии с теорией «арийского завоевания Индии» были вытеснены на юг полу острова. Часть входящих в дравидскую семью тамилов судьба, помотав по свету, забросила еще дальше – поближе к Японии (от Индии до Японии и впрямь не так уж и далеко). Ну а далее все как полагается: взаимопроникновение, взаимовлияние, взаимообогащение, и культур в том числе. Да, есть где покопаться, есть что поискать в этой «лавке древностей» под названием всеобщая история. Может быть, как следует порывшись на «тамильской полке» этой лавки, мы и найдем этимологические концы слова сакэя Может быть... Вот дал профессор! Все поставил с ног на голову. Или наоборот время покажет. И покажет, что создатели хараппской цивилизации после строительства городов, крепостей, морских портов, а также выпечки кирпича, керамики и других дел праведных поправляли порядком ослабший организм именно сакэ. Ведь, что ни говори, но сакэ делается из риса, а родина этого продовольственного растения, которое возделывают уже несколько тысячелетий, хоть и предположительно, но все же та же Индия. ПУТЬ САКЭ (ТЕНИ НЕЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ)В профессиональной среде японских сакэделов, как уже отмечалось выше, всячески стараются сохранить дух далеких предков, справедливо полагая, что соблюдение традиций сегодня – непременное условие существования сакэделия завтра. Так, на многих сакэдельнях, работающих в сезонном режиме, в последней декаде февраля проводится церемония «положения на бок» котла для варки риса на пару. Когда весь рис сварен, все работники сакэдельни торжественно провожают котел в отпуск до следующей осени. Разумеется, после проводов в сакэдельне продолжает кипеть работа: бродит основной затор, прессуется бражка, идут фильтрация и пастеризации и т.д. Однако теперь больше не надо варить рис, и жизнь сакэделов заметно облегчается. Рисовый котел снимают с водяного, кладут его на бок и непременно поднимают чарку за успех сакэделия в дальнейшем. Когда наступает осень, не менее торжественно отмечается «вхождение в сакэдельню» мастера-сакэдела с командой, которые возвращаются на сакэдельню из отпуска и приступают к изготовлению сакэ. Первым делом они промывают кипятком кадки, чаны и прочую сакэдельческую утварь и выставляют ее сушиться на солнышко. Из всех помещений сакэдельни сначала дезинфицируется солодильня. Для этой цели используют формалин, поэтому вся эта операция протекает буквально со слезами на глазах. Затем всю солодильню промывают пергидролем и прогревают до температуры не менее 30 градусов С, готовясь к приему пропаренного риса. Все это наглядно свидетельствует о том, что на сакэдельнях незримо присутствуют тени незабытых предков и профессионалы стараются чтить традиции сакэделия. Однако обычные любители с не меньшим энтузиазмом поддерживают традиции сакэпития, которые проявляются во всех сферах жизни японцев. Вообще-то, любителей сакэ можно называть более привычным для нас словом – «левые». И тут никакой ошибки не будет. Вот те раз, сразу подумают некоторые. Оказывается и японские сторонники левых идей не дураки выпить! Прямо как у нас... Так-то это так, наверное, но когда монах-доминиканец Томмазо Кампанелла, сидя в тюрьме, закладывал основы будущего левого движения в своем бессмертном сочинении «Город солнца», жители города восходящего солнца, Эдо, стали называть «левыми» самураев, больших любителей выпить. В ту далекую эпоху самураи, в силу специфики своего бытия, держали чашечку с сакэ в левой руке, оставляя правую свободной, чтобы она в любую минуту могла выхватить меч. Дальнейшая стабилизация политической жизни в стране и наведение сёгунами Токугава твердого порядка освободили правую руку «левых» от постоянного напряжения. И они наконец-то смогли принять участие в соревнованиях типа «кто кого перепьет». Ведь там приходилось пить не из чашечек, а из больших чаш, которые намного удобнее держать именно двумя руками. Вообще-то такие соревнования проводились еще в эпоху Хэйан, но настоящий их расцвет наступил во времена Эдо. Спасибо клану Токугава за это! Например, в 1815 г. в Сэндзю в «перепитии» приняло участие более 100 человек, а победитель выпил 13,5 л сакэ. Это и не так много, если учитывать, что официальный рекорд в истории таких соревнований принадлежит Коия Рихэ из Сибакути, который в 1817 г. выпил б чаш емкостью 5,5 л (всего – 33л). Традиция подобных соревнований не забыта и в настоящее время. Так, в префектуре Коти, известной своими выпивохами, ежегодно в апреле месяце проводятся соревнования по осушению чаши с сакэ, суть которых сводится к тому, кто быстрее выпьет до дна чашу. Для мужчин емкость чаши составляет 1,8 л, а для женщин – 0,9 л. В 1997 г. победитель решил эту задачу за 12,3 сек, а победительница – 13,5 сек. Да, есть женщины в японских префектурах! Жители провинции Тоса (так называли раньше преф. Коти) издавна любили и умели крепко выпить (влияет ли так наследственность или там такие местные особенности, пока не выяснено). Как-то дайме этой провинции в последние годы токугавского сёгуната Ямаути Едо после удачной охоты на китов в заливе Урадо решил угостить всех участников. Он попросил не стесняться и сделать шаг вперед тех, кому по силам бутыль сакэ (1,8 л). Однако все остались стоять на месте. «Что, никто так много не может выпить?», – удивился дайме. Но оказалось, что так мало никто из них не пьет. Если уж пить, то – две или три. А что с одной мараться!? Вот такие они, мужчины из Тоса. Кстати, прежде чем начать соревнование в «перепитии» (все может случиться), уточните, откуда родом ваш соперник Это поможет вам сэкономить деньги. Еще одним подтверждением того, что далекие предки не забыты и их традиции чтутся до сих пор, является японская брачная церемония и все, что ей предшествует. Многие японские девушки мечтают стать «июньской невестой», так как она, несомненно, будет счастливой. Июнь в Японии совпадает с дождливым периодом, но, несмотря на плохую погоду, в этом месяце много свадеб. Это объясняется тем, что июнь считается месяцем римской богини Юноны, покровительницы брака. А благосклонность супруги Юпитера кое-что да значит! Важный шаг на пути к свадьбе – помолвка. Правда, ничего особенного с точки зрения организации она не представляет. Юноша с близкими родственниками приносят в дом девушки сакэ, все вместе выпивают, подливая друг другу, и договариваются о свадьбе. Как говорится, честным пирком да за свадебку. Неотъемлемая часть брачной церемонии, ее апогей – троекратный обмен чашечками с сакэ, который представляет собой своеобразный брачный обет между молодыми, Интересно, а помнит ли кто-нибудь из вас вкус своего обета? Если дословно перевести японское выражение «сан сан кудо», означающее троекратный обмен чашечками сакэ, то получится «три три девять раз». Одна из троек может означать троекратный обмен чашечками. Ну, это более менее понятно. А вот вторая тройка и тем более девятка-то – откуда они взялись, не совсем ясно. Для тех, кто не прочь на собственной свадьбе использовать достижения народного творчества наших японских соседей, хотелось бы остановиться поподробнее на этих самых «три три девять раз». Итак, методика этой церемонии сводится к следующему. 1. Подготавливаются три чашечки сакэ (маленькая, средняя и большая). 2. Сначала пьют из маленькой чашечки. Первой начинает новобрачная, отпивает из нее три глотка (три раза) и передает новобрачному. 3. Новобрачный опять же в три глотка допивает сакэ, оставшееся в маленькой чашечке. 4. Новобрачная и новобрачный аналогичным образом пьют из средней чашечки. 5. Новобрачная и новобрачными аналогичным образом пьют из большой чашечки. И только теперь их по настоящему можно считать мужем и женой. Традиции! В сумме каждый из новобрачных отпивает девять глотков (девять раз), поэтому для полной ясности эту церемонию, наверное, следует переводить не «три три девять раз», а как «три (чашечки), три (передачи чашечек), девять (глотков) » И никаких тогда вопросов! Здесь хотелось бы подчеркнуть вот что еще. Новобрачная во время брачной церемонии, как правило, волнуется (день-то какой!), и ей явно не до сакэ, поэтому она чисто символически лишь пригубляет сакэ, а в чашечках ведь ничего не должно оставаться, а не то и беду можно накликать. Чтобы этого не произошло, новобрачный должен поработать и за себя, и за свою «половину». С учетом того, что чашечки могут быть даже очень вместительными, можно представить, с каким трудом приходится новобрачному поддерживать дух предков (а если, он к тому же непьющий! ?). Эта церемония как бы говорит, что в совместной жизни женщина будет делать сколько может, а мужчина – сколько надо. Другими словами, от женщины – по возможности, от мужчины – по потребности. В Японии к тройкам и девяткам всегда относились очень уважительно, считая их счастливыми числами. Об этом наглядно свидетельствует праздник хризантем, пришедший в Японию из Китая в эпоху Хэйан. Он проводится в девятый день девятого месяца по лунному календарю. В этот день совпадают две девятки, и он считается счастливым. Хризантема снижает кровяное давление, улучшает кровообращение и, если верить далеким . предкам, обладает действием вечной юности». Так ли это на самом деле – науке неизвестно, но раз в год, наверное, не будет лишним на всякий случай бросить лепестки хризантемы в чашечку сакэ и осушить ее, пожелав себе если не «вечной юности», то хотя бы повседневного здоровья. Кстати, древние советуют с праздника хризантем сакэ пить подогретым (ведь на носу осенне-зимний период), а вот в третий день третьего месяца (опять сплошные тройки), в праздник кукол, надо попить персиковое сакэ, которое наполнит вас жизненной энергией, и возвращаться опять к холодному сакэ (за окном стало уже довольно тепло). Говоря о месте сакэ в культурном наследии Японии, хотелось бы обратить внимание вот на что еще. В нашем лексиконе как-то незаметно, само собой, утвердилось довольно много японских слов. Сейчас, наверное, любой на вопрос в телеигре «Как стать миллионером», что такое икебана, сразу ответит и без подсказки зрителей – искусство установки цветов в вазах или на особых подставках; а карате – искусство самозащиты (в основном голыми руками) школы Рюкю; ну а кендо (сделав, может быть, звонок другу) – искусство фехтования на мечах. И они будут правы, но отчасти. Японцы вкладывают в эти выражения прежде всего не прикладной (а на него-то и делают основной упор любители всего японского), а философско-этический смысл. По сути своей икебана (или кадо) – путь цветка; кендо – путь меча; карате (каратедо) – путь пустой руки. А есть еще и тядо – путь чая, дзюдо – гибкий путь и т.д. Несмотря на очевидные внешние различия, все эти пути ведут к одной цели – духовному совершенствованию человека, сбалансированности (если угодно – гармонии) его внутреннего мира и окружающей среды. Ведь не для того же, действительно, положил свою жизнь Сэн Рикю, чтобы научить Ода Нобунага и Тоетоми Хидэеси, как правильно заваривать чай и расставлять чашки на столе!? В этой связи вполне естественным представляется существование и пути сакэ (сюдо), на который мог встать человек, предпочитающий сакэ цветам и тяжелым физическим нагрузкам, в поисках равновесного состояния с бренным миром, не теряя при этом равновесия в прямом смысле этого слова. Уже на закате эпохи Муромати имелось несколько школ сюдо, проповедовавших духовное единение людей посредством сакэ. Это были своеобразные правила, строго регламентирующие поведение людей во время... скажем так, банкетов, способы наливания и распития сакэ, расставления закуски и тд. (не находите ничего общего с чайной церемонией и икэбаной?). Многие из этих неписанных правил сохранились и в нынешней жизни японцев. Осознанно или нет, но они, следуя путем сакэ, не наливают его сами себе, не говорят тостов (в нашем понимании смысла этого слова) и держат чашечку в руке, когда ее заполняют сакэ. Если и вам случится как-нибудь идти по пути сакэ вместе с японцем, помните, что он будет внимательно следить за наполненностью вашего бокала и будет очень рад, если вы, в свою очередь, обратите наконец-то внимание на то, что его бокал давно пуст. Если есть правила, их надо соблюдать. Тогда будет хорошо и тебе лично, и окружающим тебя людям, да и сакэ покажется вкуснее (а что еще надо!). Например, вот как действовало правило «круговой чаши». Во главе «стола», но на полу (стулья почему-то с большим трудом приживались в японском быту) садился хозяин дома, Перед ним в два ряда (друг против друга) рассаживались тоже на полу гости. Перед каждым ставился столик с закусками. В чашу (не чашечку!) диаметром до 30 см наливалось сакэ. Хозяин отпивал из чаши и передавал ее гостю справа от себя. Тот, отпив из нее, передавал гостю напротив и т.д. Когда эта разминка заканчивалась, приступали к главной части банкета. Хозяин наливал каждому гостю сакэ уже не в чашу, а в чашечку. Гость выпивал сакэ до дна, возвращал наполненную чашечку, и уже хозяин осушал ее. И так с каждым гостем! Представьте себе, как тяжко приходилось хозяину, когда гостей было много. Поэтому существовал специальный помощник, который подхватывал чашечку из ослабевшей руки хозяина и продолжал вместо него угощаться с гостями (кстати, помощник присутствует и в такой чисто японской церемонии, как харакири; и помогает он хозяину уже по-серьёзному: отрубает ему голову после харакири). Затем начинались песни и танцы, гости пили уже друг с другом (до дна!), обмениваясь чашечкой с сакэ. Человек брал предложенную партнером чашечку и, сказав «онагарэ тедай» (разрешите выпить из вашей чашечки), выпивал сакэ. Затем он наливал сакэ в ту же чашечку и предлагал партнеру. И все повторялось с начала... Этот не совсем гигиеничный (на взгляд европейцев) обычай возник из чувства духовной солидарности японцев. В глубокой древности совместное распитие сакэ с подливанием друг другу означало ни много ни мало – обмен душ. Как правило, сакэ пили из одного кувшина или из одной чашечки. Пьющие, делясь одной емкостью, создавали особые родственные связи между собой. И сейчас соблюдение этого обычая подчеркивает торжественность момента. Возьмите хоть брачную церемонию, когда новобрачные пригубляют из одной чашечки, хоть посвящение в семью якудза нового члена, когда из одной чашечки пьют «сынок» и «папаша». Подобный обмен душами абсолютно не понятен иностранцам. По их мнению, все это – сплошная антисанитария и ничего больше. Действительно, восток – дело тонкое! Правда, и среди японцев все реже можно услышать «онагарэ тедай». Особенно это относится к молодежи, которая больше налегает не на духовную солидарность, а на пиво, а обмен кружечкой пива – это не обмен чашечкой и не каждому по силам. Особыми приверженцами пути сакэ были самураи, которые в пылу буйных оргий частенько выходили за рамки, забывая об истинной цели пути, на который они встали. И как результат такой забывчивости на следующий день они имели учащенное сердцебиение, позывы к рвоте, боль в голове и прочие признаки тяжелого похмелья. Вот для таких «путников» была издана книга под названием «Правила пития сакэ для самураев» («Вуси но сакэномихо»). Вряд ли автор этой книги догадывался, что основная причина всех этих мучений лучших сынов самурайского сословия – ацетальдегид, токсичный продукт разложения спирта, попавшего в организм человека, содержащимся в печени ферментом под названием алкогольдегидрогеназа (кстати, многие специалисты объясняют пониженную, по их мнению, переносимость алкоголя японцами недостаточностью еще одного фермента – альдегиддегидрогеназы, который превращает ацетальдегид в ацетат). Тем не менее, следующие его рекомендации по уменьшению возможной тяжести похмелья представляются актуальными и в наши дни. 1. Пить надо, распрямив спину и приняв правильную осанку. 2. Для устранения остаточных признаков опьянения нужно расслабиться, успокоиться, выпрямить спину и спеть длинную песню. 3. До, во время и после принятия сакэ необходимо есть сладкое (здесь подойдет и «сируко» – сладкий суп из красной фасоли с рисовыми клецками, и сладкое сакэ, и конфеты-тянучки). И что интересно. Все эти рекомендации подтверждаются современной медициной; правильная осанка и длинная песня увеличивают поступление в организм кислорода, что ускоряет окисление спирта, а прием сладкого восстанавливает содержание в крови сахара, снижающееся за счет спирта. Как видите, путь сакэ сопряжен с определенными трудностями и не каждый сможет его осилить. Не беда! Имеется масса других путей, по которым может отправиться ищущая натура. Только выбери – и вперед! В конце концов, помимо кадо, дзюдо, кэндо есть ведь и ходо – путь пешехода (тротуар), по которому идут все. Тех же, кто по медицинским показаниям или по настойчивым, переходящим в плач и угрозы, пожеланиям жены вынужден будет отправиться по новому для себя пути чая (ведь тоже, как-никак, тонизирующий напиток, который разливается по чашкам), хотелось бы несколько ввести в курс дела. Основу чаеводства и чаепития в Японии заложил монах Сайте (766 – 822), выдающаяся личность в истории и культуре Японии. Возвратившись из танского Китая, он создал секту эзотерического буддизма «Тэндай».,Помимо сутр священной горы Тэндай (по-китайски – Тянтай), он в 805 г. привез из Китая и семена чайных кустов, которые сам и начал выращивать. Не исключено, что это были семена с чайных плантаций на склоне горы Тэндай. Тогда получается, что он засеял на японской земле не только семена китайского учения «Тэкдай», но и частицы самой этой горы. Так или иначе, но уже в эпоху Хэйан чай получил довольно широкое распространение и как целебный напиток, и как средство устранения сонливости. В начале эпохи Камакура в дзэнских монастырях Японии по примеру китайской братии стали заваривать чай в порошке. Очищенные листья чая истирали в порошок в ручной мельнице, порошок насыпали в чашку в виде пиалы, заливали кипятком, «чайный кипяток» («тя но ю» – именно так по-японски называется чайная церемония) взбивали бамбуковой кисточкой, похожей на помазок для бритья, и пили вспененный чай. В процессе монастырского чаепития и был заложен фундамент «пути чая» («тядо») – пути духовного совершенствования и самоосознания. Первые наработки в реформировании и систематизации тядо» приписывают дзэнскому монаху Мурата Дзюко, обучавшему премудростям чайной церемонии восьмого сёгуна Асикага – Есимаса. Мурата Сэнсэй провозгласил принцип «вабитя» – скромной уединенности чаепития. Такой подход очень понравился сёгуну и с его «подачи» начал распространяться по стране. Таким образом идеология дзэн, столь характерная для исполненных черной тушью картин «суйбокуга» и садов камней, проникла и в мир чая. Продолжил работу в этом направлении Такэно Дзео, а уже придал законченную форму чайной церемонии в стиле уединенности и скромности незабвенный Сэн Рикю. Он установил методологию проведения чайной церемонии, правила для легкой закуски, подаваемой перед церемонией, и живых цветов, олицетворяющих в чайной комнате красоту природы, требования к квалификации знатоков чайной церемонии и другие нормы ее формализации. Сэн Рикю родился в семье богатого купца из города Сакаи, недалеко от Киото. В бурные годы враждующих провинций этим городом владели и Ода Нобунага и Тоетоми Хидэеси. Сэн служил и тому, и другому. Особые отношения у него сложились с Хидэеси, больше походившие на отношения между учителем чайной церемонии и его учеником, а не господина и вассала. Сэн Рикю призывал к простоте чайной церемонии без всяких излишеств как в посуде, так и украшениях. Для него церемония была не самоцелью (собраться, мол, попить чайку, посплетничать, убить время и – по домам), а средством совершенствования внутреннего духовного мира и достижения гармонии с природой. На определенном этапе это стало явно противоречить воззрениям Хидэеси (один его золотой чайный павильон чего стоит!). Более того, пользуясь близостью к объединителю Японии, Сэн вышел за рамки философско-этических поисков, став активно участвовать в политической жизни страны (попытки примирить враждовавшие кланы Симадзу и Отомо и склонить на сторону Хидэеси крупного купца Симаи Сосицу их Хаката). К тому же стремление Хидэеси к роскоши все усиливалось. Сэн Рикю, поборник скромности, уже не мог выносить прихотей ученика, который в помыслах своих уже был властителем Кореи, да что там Кореи – всего минского Китая! В конце концов, ученику так надоел учитель со всей своей скромностью, что Хидэеси приказал Сэну совершить сэппуку, иначе говоря – харакири. И приказ, как водится в Японии, был выполнен... Да, куда только не заведет путь чая в поисках истины! Дело Сэн Рикю продолжили его ученики, создав разные школы пути чая, которые не потеряли своей привлекательности и в наши дни. Кстати, и Ода Нобунага и Тоетоми Хидэеси любили крепко выпить как чаю, так и сакэ. А это лишний раз доказывает полное отсутствие антагонистических противоречий между путями сакэ и чая. Их можно прекрасно совмещать! Например, по выходным в кругу семьи искать истину на пути чая, а по суровым будням, как только выдается свободная минута, отправляться вместе с друзьями по пути сакэ в поисках духовного совершенства. КАК ХРАНИТЬ И ПИТЬ САКЭСакэ крайне чувствительно к температуре и свету, поэтому его надо хранить при температуре 1 – 8 градусов С и освещении минимально необходимого уровня. Попадание прямых солнечных лучей недопустимо. И никаких люминисцентных и кварцевых ламп. В отличие от вина в сакэйных бутылках пробка почти что не применяется, поэтому высокая влажность здесь не уместна. Скорее, наоборот. Хранить бутылки с сакэ в сыром погребке между, скажем, винами из Кахетии и Бургундии, как бы вам этого ни хотелось, лучше не надо. В противном случае вас может неприятно удивить ржавчина, появившаяся на металлической крупке, или налет плесени на этикетке с характерным душком. Все это, несомненно, отразится на эстетическом восприятии сакэ, а без нее, этой самой эстетики, за сакэ и браться не стоит. Вот такой это, представьте, чувствительный напиток.. Лучшее место хранения сакэ – холодильник, при этом бутылки достаточно просто поставить в него, а «ложить» совсем не обязательно. Ведь крышка-то у бутылок – металлическая! А к чему, собственно говоря, все эти занудные наставления, может озадачиться часть читателей (если таковые найдутся вообще) с некоторой долей удивления и сарказма. Сакэ-то ведь пастеризуется, дядя! И тут не возразишь: правда есть правда. Но для чего сакэделы пастеризуют сакэ? Не для того же, чтобы погубить милые сердцу любого сакэдела плесневые и дрожжевые грибки. Боже упаси! Это отразится не только на эмоциональном состоянии сакэделов, но и на качестве сакэ, так как мертвые микроорганизмы, как ни неприятно об этом говорить, разлагаются и выделяют трупные вещества, заметно ухудшающие вкус и аромат сакэ. Сакэделы, пастеризуя сакэ, лишь сводят практически к нулю активность этих грибков. Последние и так много потрудились и вполне заслужили покой, хотя бы и в форме мнимой смерти. Однако под действием внешних факторов они всегда готовы очнуться от летаргического сна и вновь взяться за работу, и тогда уж берегись! А во что это в конечном счете может вылиться, и объяснять не надо. Не знаю, как с сакэ, а с испорченным пастеризованным молоком встречался, наверное, каждый. Зрелище действительно не из приятных. Конечно, для успокоения души можно воспользоваться добрым советом англичанина Джона Тиндаля и обработать сакэ парком с температуркой этак градусов сто или стерилизнуть его другим каким способом, благо современные достижения науки и техники позволяют развернуться в этом направлении. Тогда уж, поверьте, не только от микробов, но и их термостойких спор и следов не останется. Но в этом случае хранить и пить вы будете уже не сакэ, а жидкость, отдаленно напоминающую воду, правда, очень и очень чистую. Однако винить во всех бедах только микроорганизмы не совсем .справедливо. Удар по качеству хранящегося сакэ может быть нанесен оттуда, откуда и не ожидаешь. Я имею в виду аминокислоты и сахара, которые во многом и определяют вкусность и полезность сакэ. Вот уж действительно, сегодня в порфире, а завтра в могиле. При определенных условиях они вступают в амино-карбонильную реакцию, в результате которой образуется меланоидин. Если цвет сакэ стал «плотнее», и появился неприятный запах – это верный признак меланоидина. Правда, ничего уж такого страшного не случится. Например, в соевом соусе «сею» этого самого меланоидина, как говорится, немерено. И ничего! Пока никто от этого соуса не умер и, будем надеяться, не умрет. И вот что интересно. Если разбавлять «сею» водой, его цвет приблизится к сакэ. И наоборот, если сакэ «забыть» этак лет на несколько, то оно приобретет цвет соевого соуса и будет похоже (только по цвету) на лаоцзю, китайское сакэ с характерным ароматом лекарственных трав (но если вы не любитель хлебнуть из бутылки соевый соус, то лучше не быть таким забывчивым). Особого внимания требует «сырое» сакэ. Для сохранения энергетики и резкости, характерных для всего молодого, свежепрессованное сакэ сакэделы помещают в холодильник, тормозя тем самым процесс созревания. «Сырое» сакэ не подвергается пастеризации, поэтому его вполне можно назвать живым существом. Если его хранить не в холодильнике, а, например, при комнатной температуре, то через несколько дней его вкус изменится до неузнаваемости. Скорость протекания реакций, ведущих к порче сакэ, во многом зависит от его температуры и состава. При низких температурах настеризованное сакэ хранится без существенного ухудшения органолептических свойств в среднем от 3 до 10 с лишним месяцев. А «гивдзёсю» вообще стареет очень плохо и сохраняет свое качество года два. Но все это относится к сакэ в закупоренных бутылках. Если же вы не утерпели и открыли бутылку, то будьте любезны ее выпить максимум за 4-5 дней, а не то на сакэ обратят внимание ваши домашние бактерии. И будьте уверены, что ни к чему хорошему это не приведет Здесь самое время напомнить еще раз о необходимости соблюдения изложенных выше рекомендаций по хранению сакэ, которые по существу сводятся к одному: храните сакэ в темном и прохладном месте в закупоренном виде. И все у вас получится! Закончив на этой довольно оптимистической ноте с хранением сакэ, пора, наверное, двинуться и дальше. Ведь хранение хранением, однако оно само по себе не цель, а всего лишь подготовка к деянию под названием питие. Тем бол |